Никто тогда не узнал о моем «тайном контакте» с Америкой, но я навсегда запомнил эту встречу в году. В этой же камере через небольшой промежуток времени я просижу еще месяц-полтора с Хлебниковым. Потом во многих камерах я видел такой же крепко посоленный кусок красной рыбы, обычно кеты, явно оставленный с умыслом: еще больше ломать заключенных, заставляя постоянно испытывать жажду. На душе было тоскливо. Я согласился. Боясь, что на меня не наберется обвинений для статьи , следователи притащили меня к делу, к которому я вообще не имел никакого отношения. Капитан развернул пароход и направил в море, но выйти из бухты не успел. Желая успокоить дядю, чтобы он не ждал неприятностей, вызванных ее происхождением, она убеждала его в своей полной лояльности к новой власти. Выпив третий стакан, я направился к центральным воротам порта. Мы побежали. Ринг окружили все, кто тогда был в спортзале.
купить ПК с определённой целью и на «имею- щуюся» у него сумму. Вид проекта: информационный, монопроект, групповой, краткосрочный. Б и р н б а у м X. (Лос-Анджелес). О двух основных направлениях в языко- вом развитии. Л у ц е н к о Н. А. (Донецк). Вид и время (Проблемы разграничения.
Один колымский надзиратель из украинцев все удивлялся: «Ну шо це за люди! Разговор с американцем потом фигурировал в обвинительном приговоре. Разгрузку у нас вели пленные немцы. Нам, сидевшим на земле, тайга казалась огромной — в полнеба, но побродить по ней напоследок уже было не суждено. Теплый летний день.
Случай для тюрьмы редчайший. Он уставился на меня: «Слушай, ты здесь меньше месяца, а уже столько натворил, что тебя надо судить. Мои друзья где-то во Владивостоке, в рейсах Мы метрах в шестидесяти от карьера, где за пыльной завесой заключенные стучат ломами по камням. Создать аккаунт. Хватай машину! Я сухо отвечал, не беря разговор в голову: был занят скорым выходом в море. Он научил меня многим приемам, которые в жизни очень пригодились. В тот день на указанном нам перегоне почти одновременно с нами бежали заключенные из других поездов. Люди прыгали на лед, пытаясь спастись. Мишка уговаривает старшего разрешить передать мне что-нибудь. Веселовский попросил меня шйти к нему в каюту. Хотя это разграничение нигде полностью не соблюдалось, подавляющую часть «населения» каждого корпуса все же составляли те, для кого он предназначен. Заместитель председателя правительства появился в двери в больничном халате и с забинтованной головой. Человек семь были убиты.
Другой, слева от меня, дремлет или спит. Этап, четыре-пять тысяч человек, сидя на корточках, молча наблюдал за происходящим. Издали пароход «Феликс Дзержинский», должно быть, похож на пиратский корабль с клиперским форштевнем. Возьми их себе. Феликс дал мне его рабочий телефон. Зуев говорит: «Бердников, наденьте перчатки! А потом именем капитана Хлебникова было названо судно и, мне говорили, какой-то арктический остров. Женька, замедлив шаг, повернул голову так, чтобы увидеть в зеркале пришитое ухо.
Каким желанным он мне казался с мостика, когда мы проходили мимо, поглядывая на вечерние проблесковые огни. Надзиратель полез в карман, бросил в окошко полпачки смятого «Прибоя»:. От нее я узнал, что ее подруга Жанна Гвишиани, с которой я тоже был знаком, умерла от сахарной болезни. На десятки шагов ни одного автомата, кроме того, что на груди у нашего конвоира. Он подлежал освобождению.
Назначение третьим штурманом на «Уралмаш», построенный для работы во льдах Арктики, само по себе было везением. Он часами мог просить у надзирателя: «Дай покурить! Предчувствие редко обманывало меня. Дашков был капитаном теплохода «Белоруссия». Уже не осталось ни волос, ни ума, а зубы — тьфу-тьфу! Мы разговорились. Причина их веселья становится понятной полчаса спустя. И даже утверждали, что в Америке хорошо? Была моя вахта, я распорядился на камбузе, чтобы его покормили. Ты никто, тебя могут бить, убить. Нас посадили на землю, офицеры спецчасти с формулярами в руках выкрикивали наши имена. То, что он мне рассказал, знало довольно много людей, с которыми я встречался в лагерях на Колыме. На улице Ленинской в киоске продавали мороженое на палочке, бутерброды с тонким ломтиком колбасы и водку в розлив. Помню Дормидонтова, старшего радиста с теплохода «Ильич».
Заместитель председателя правительства появился в двери в больничном халате и с забинтованной головой. Стоит одному споткнуться, как камни обрушатся на другого. Бухта Диамид окаймлена горами. Подоспевшая овчарка ткнулась в мозги и, мне показалось, лизнула их. Он сидит второй месяц. Утром мы с Костей расстаемся, условившись встретиться в два часа дня на Ленинской у ресторана «Прогресс» и вместе пообедать. Рядом на тумбочке шесть алюминиевых мисок. Ну и что?!
Вы временно заблокированы. Если у вас будет желание, позвоните». Это была Рита. Там в горах располагался лагерь строгого режима, где заключенные с утра до ночи разбивали кайлами камни и по узким тропам таскали тяжелые носилки к морю. Повзрослев, они не помнили, не знали Россию. Я это слышал от русских эмигрантов в Дайрене, а кое-что от самой Лизы, с которой однажды танцевал в дайренском ресторане. Прибывших в городскую тюрьму на несколько дней помещают для обследования в «карантин». Стучу и вхожу.
Хочешь, говорил он, будешь нарядчиком, хочешь — заведуй столовой. Ему рассказали. Надзиратель полез в карман, бросил в окошко полпачки смятого «Прибоя»:. Я никогда не думал, что в поезде столько конвоиров. Когда пришел в себя, оказалось» что меня закинули в другой вагон.
Окончил курсы штурманов, стал четвертым помощником на «Емельяне Пугачеве», совершавшем плавания в водах Дальнего Востока, Кореи, Китая. Инцидент, возможно, сошел бы мне с рук, если бы в том же Таллине я не оказался втянутым в настоящий скандал. Его сослуживцы выросли до военачальников, а отца военная карьера не привлекала. Уезжать во время революции за границу не захотела, ее приютил дядя. Теперь генерал Деревян-ко, участник подписания японской капитуляции, стоял на капитанском мостике, а победители — боевые офицеры — томились в трюме.
Толе удается убежать, но потом и его ловят. Год спустя «Сибиряков» участвовал в первой Ленской транспортной морской экспедиции. Ринг окружили все, кто тогда был в спортзале. Там вместе с товарищем они вернули доходягу с того света. В паровозном дыму, под лай собак и крики конвоиров мы поднимались в вагон. Его история проста. Здесь шероховатости общения, на первый взгляд безобидные, накапливаясь, чреваты раскатами грозы. Надежды, еще теплившиеся в подвалах водного отдела, отчасти поддерживаемые Юрием Константиновичем Хлебниковым, окончательно оставили меня при переводе во Владивостокскую городскую тюрьму. Двухэтажное здание водного отдела МГБ находится на территории морского порта, налево от центральных ворот. Тем более — к лагерному начальству. Майя спустилась с ним к машине и увидела американский «додж», переоборудованный для перевозки арестованных, заглянула внутрь и удивилась: как там можно сидеть, разве только согнувшись в три погибели? Однако тогда я этого не понимал.
Когда в военные годы мальчишкой я попал на флот, у меня была одна мечта — только фронт. Борис Юзвович рассказал мне накануне свою историю. Так я снова оказался во Владивостоке. Через несколько дней на перроне Хабаровска меня встретила мама. На следующий день я одиноко стоял на причале, наблюдая, как сухогруз медленно отбивает корму. У администрации, измывавшейся над заключенными, еще могли быть какие-то внутренние тормоза. Когда «Иркутск» вернулся во Владивосток и по распоряжению портовых властей почему-то ошвартовался у двадцать восьмого причала, где обычно швартовались только пассажирские суда, к пароходу подкатили три черные «эмки», поднявшиеся на борт люди согнали команду на ют, в каютах и кубриках произвели обыск. В число организаторов1 мятежа входили полковник Ашаров имени не помню — бывший сотрудник военной контрразведки, Иван Иванович Редькин — полковник инженерных войск, и отчаянный капитан Васька Куранов — он возглавил первую группу захвата.
Полная тишина. Я оказался в числе тех построенных отдельно, кто бежал с поезда или по другому случаю был на подозрении. Была моя вахта, я распорядился на камбузе, чтобы его покормили. Одним этапом с Колей Федорчуком мы прибыли на Колыму. Здесь колонну разделили. Подъем в пять утра. На мой вопрос: ну ладно я, третий штурман, каких тысячи, но знаменитому капитану Хлебникову разве трудно доказать свою невиновность? Стучу и вхожу. Дядя неожиданно ответил: «Под красным флагом? Его судно типа «Либерти» шло из Канады груженное пшеницей. Я слышал о существовании другой жизни, в которой арестовывают людей, увозят в лагеря. Или иначе: стой на месте, я бегу к машине, сейчас буду! А вы не подумали, что, эксплуатируя бедного китайского рик шу, вы подрываете основы интернационализма? Вы временно заблокированы. Все это пронеслось передо мной, когда с капитанского мостика «Уралмаша» я смотрел на чужой город.
Мы вместе плавали на «Ингуле» и на «Емельяне Пугачеве». Сейчас даже не могу объяснить, почему было это желание. Я встречал этих стареющих соотечественников в портах Маньчжурии во время прогулок по городу и даже танцевал с их дочерьми в дайренских русских ресторанах. Выпив третий стакан, я направился к центральным воротам порта. У нее сильно выступали ключицы, казалось, на них, как на вешалке, держалось ее обмякшее тело. Желающих больше не нашлось. В ней три узкие кровати. Я не сентиментальный человек, но почему-то проклятый этот умывальник совершенно доконал меня. Я не знал, занимался Мочалов боксом или нет, и он тоже ничего не знал обо мне, рассчитывал на свою силу. Обвиняемым в подделке документов для получения груза был Костя Семенов, с которым мы вместе плавали на «Ингуле» и на «Емельяне Пугачеве». Когда топот утихал, мой товарищ по несчастью с трудом открывал один глаз и шевелил разбитыми губами: «Видно, одни футболисты! Он ближе других к расположенному в средней части судна спардеку, где возвышается капитанский мостик, рулевая рубка, другие служебные и жилые помещения и откуда хорошо просматривается главная палуба. Он грохнулся на бетонный пол. Крен на левый борт! Голиков попросил зайти дня через два и, когда мы встретились снова, предложил пойти вторым помощником на пароход «Одесса», уходивший из Владивостока месяца на три к берегам Камчатки, в Гижигинскую губу.
купить ПК с определённой целью и на «имею- щуюся» у него сумму. Вид проекта: информационный, монопроект, групповой, краткосрочный. Б и р н б а у м X. (Лос-Анджелес). О двух основных направлениях в языко- вом развитии. Л у ц е н к о Н. А. (Донецк). Вид и время (Проблемы разграничения.
Откуда мне было знать, что не пройдет и полугода, как следователь водного отдела МГБ во Владивостоке, найдя при обыске эти пластинки и не добившись от меня, откуда они, использует их как свидетельство моих антисоветских настроений. Из бухты Витязь меня везли в Зарубино на полуторке. Комендант и его команда сомнений не знали. Станут звуковой средой обитания, заглушат память о других звуках, которые остались в прошлой жизни. Я должен был с другими судоводителями и механиками занять штурманскую, рулевую рубку и машин-. Я никогда не считал себя виновным по этой статье.
Тут же был Володя Млад, лет двадцати семи или двадцати восьми, с нежным женским лицом и обезоруживающей улыбкой — один из самых известных воров Владивостока. Там ушла под воду машина нашей старательской артели. К сожалению, не помню имени. Надо моментально овладеть радиорубкой, чтобы никто не успел подать сигнал тревоги. И я бы тоже побежал, даже не дожидаясь приглашения, но, когда работа на полу заканчивалась, ко мне подошел Млад:. Скорее всего, в середине х. Ты забыл, какие мы были в молодости.
Лирика, амфетамин дешево купить Гётеборг Начальство должно было решить, что со мной делать. Трупы складывали в короба на лыжах, но пять-шесть тел в короб, вывозили за зону и оставляли в лесу. Они прошли через все самое страшное, что может быть на войне. Окончил курсы штурманов, стал четвертым помощником на «Емельяне Пугачеве», совершавшем плавания в водах Дальнего Востока, Кореи, Китая. Когда топот утихал, мой товарищ по несчастью с трудом открывал один глаз и шевелил разбитыми губами: «Видно, одни футболисты! Мне нужно, проходя мимо конвоира, одним рывком оказаться с ним лицом к лицу, поймать автомат левой рукой, правой ударить его, а затем обоим рвануть в разные стороны к лесу. Я запомнил первую фразу, смысл которой не сразу дошел до меня:. Фантасмагория какая-то!
Беглецов никто не переписывал, уголовного дела не возбуждали. Изучающий взгляд этого глаза так привлекал внимание, что я до сих пор не знаю, как выглядел другой глаз и был ли он вообще. Часа через три этап подняли и повели в зону. Но поскольку я говорил грубо и на повышенных тонах, судья мне дал пятнадцать и распорядился вывести из зала. За это, я слышал, испанские. Я не знал, занимался Мочалов боксом или нет, и он тоже ничего не знал обо мне, рассчитывал на свою силу. Утром меня увели в штаб й армии к полковнику Мельникову. Двухдневные соревнования проводились на футбольном поле в районе Луговой. Бежало человек двенадцать. Я не знал, что так изменило ее милое молодое лицо, старался ничем не выдавать изумления, и для меня до сих пор тайна, как за четверть века повернулась ее судьба, — мне она ни слова не сказала.
Еще в шестой зоне Ванино мы, группа моряков, знавших друг друга, как бы шутя поговаривали: хорошо бы в проливе Лаперуза свернуть вправо Повзрослев, они не помнили, не знали Россию. В длинном коридоре, по которому нас вели, висело ржавое зеркало. Полная тишина. Была моя вахта, я распорядился на камбузе, чтобы его покормили. Я это слышал от русских эмигрантов в Дайрене, а кое-что от самой Лизы, с которой однажды танцевал в дайренском ресторане. Это была созданная лучшими умами госбезопасности крепкая рука, наводившая ужас на заключенных.
Когда в военные годы мальчишкой я попал на флот, у меня была одна мечта — только фронт. Ему рассказали. Это что-то страшное. Мы метрах в шестидесяти от карьера, где за пыльной завесой заключенные стучат ломами по камням. Никто не помнит, чтобы при погрузке и во время плавания было столько охранников и собак. На Тихоокеанском флоте два года существовал групповой бокс — другого такого не было нигде. Почему она хочет видеть меня не в доме, а около? Закончу, раз начал, про Женьку Короткого. Я увидел Фунта. Однако тогда я этого не понимал. Развернув «Огонек», я увидел фо-. Сидя на кровати, жестом указал мне на табурет, я присел. Одно мгновенье я видел человека на ногах и с разломанной надвое головой. Я произношу такие монологи мысленно, особенно по ночам, ворочаясь на нарах.
В пересылке, говорили, размещалось до 30 тысяч заключенных. Когда, обнявшись и не обращая внимания на колонну заключенных, они приблизились к нам, я узнал моего приятеля Мишку Серых. И это, наверное, было бы нормально, если бы не один момент, который мне запомнился на всю жизнь. Веселовский попросил меня шйти к нему в каюту. Извинившись, я коротко рассказал ему, что со мной произошло на «Уралмаше», и попросил прояснить наконец мое положение. Подобная пересыльная зона в Ванино вмещала до 30 тысяч человек. Они напропалую ругали воинское начальство и власть. В «три-десять», я думаю, осужденных содержалось единовременно меньше, но бараки постоянно были переполнены, по преимуществу — направляемыми на Колыму. В тусклом свете я увидел рядом на полу другое скрюченное тело. Я приближаюсь к кинотеатру, как вдруг кто-то берет меня за плечо. В нее входили только добровольцы. Каких сыров тут только не было! На мой вопрос: ну ладно я, третий штурман, каких тысячи, но знаменитому капитану Хлебникову разве трудно доказать свою невиновность? На улице Пекинской, где было консульство, мы останавливаемся.
Он тоже был снят с парохода, идущего в загранплавание, и направлен на судно, совершающее каботажные рейсы. То, что он мне рассказал, знало довольно много людей, с которыми я встречался в лагерях на Колыме. Как сюда попал? Он и его офицеры поражены наглостью — заключенный! Ничего не осталось ни от корабля, ни от команды. Тогда и не думалось, что они мне больше никогда не пригодятся. Виктор Николайчук был штурманом. Консервы, сгущенка и нашпигованное чесноком сало. Атамана Семенова повесили в году в Москве, на Лубянке. Я вышел.
Подразумевались права грубого крика, брани, ругани, которые вместе с лаем собак и лязгом винтовочных затворов отныне будут сопровождать каждый наш шаг. Час-го в короба бросали и тех, кто еще дышал, но кому жить явно оставалось несколько часов — диагноз ставил «лепило», как называли лагерного врача. Мы с ним просидели вместе почти месяц. В тусклом свете я увидел рядом на полу другое скрюченное тело. Извинившись, я коротко рассказал ему, что со мной произошло на «Уралмаше», и попросил прояснить наконец мое положение. В предбаннике мы разделись, кто до трусов, кто догола, повесили одежду на крюки прожарки, где ее обдадут горячим паром и вернут после бани теплой, волглой, прилипающей к телу. Лопоухий сработал на совесть. В пересылке, говорили, размещалось до 30 тысяч заключенных.
Самое трудное было, говорил Коля, найти ему очки. Я не встречал людей, которые бы так страдали без курева. Незадолго до этого, в году, на рейде Магадана взорвался пароход «Генерал Ватутин». Теперь белую башню я вижу с обратной стороны, через перепаханную охранную полосу, через каменную стену и три ряда колючей проволоки. Дашков был капитаном теплохода «Белоруссия». Я тоже их люблю, они всегда со мной. Послышались еще выстрелы. Он не мог обходиться без них, сильно страдал, а нужны ему были не какие-нибудь очки, а с разными диоптриями. Куда ни ткнусь, везде разводят руками и стараются уйти от разговора. В больнице меня провели в комнату, кажется в ординаторскую. Мне запомнилось, как капитан, бывший разведчик, горячился: «Один автомат вырвать, и куда эти птенцы денутся?! Мне сообщили, что вас снимают с рейса не кадры, а водный отдел МГБ.]
Мы друг друга не подводим, хотя спускаться приходится под дождем, в слякоть, когда вязкая глина плывет под ногами. В люк опускали для нас мешки с хлебом и бидоны с пресной водой. И даже когда головорезы устраивали кровавые оргии в присутствии администрации, многие заключенные продолжали верить, что лагерное начальство хотело, но было бессильно их остановить. Дня за три до отхода ко мне в каюту вваливается старый приятель Юра Милашичев:. Борис Юзвович рассказал мне накануне свою историю. Глядя в окно, какой-то иностранец-моряк сказал своим друзьям на сносном русском языке и так громко, чтобы мы слышали:.